МАКАРИЙ

К числу основных сочинений М. по богословию относятся «Введение в Православное богословие», «Православно-догматическое богословие» и «Руководство к изучению христианского, православно-догматического богословия».

«Введение в Православное богословие» было издано в 1847 г. За это сочинение М. был удостоен степени доктора богословия. В переводе на французский язык вышло в Париже в 1857 г. Основой сочинения стал курс лекций (под названием «Энциклопедия православного богословия»), прочитанных М. в течение 4 лет (с 1843) в СПбДА. В отличие от курсов его предшественников архиеп. Димитрия (Муретова) и свт. Иннокентия (Борисова), к-рым принадлежат введения в общехрист. богословие, М., ставя перед собой цель создать «энциклопедию богословских наук», написал введение именно в правосл. богословие и сделал удачную попытку представить правосл. богословие как стройную систему. В предисловии М. уточнил, что «под именем православного Богословия разумеется систематическое изложение Христианской Веры или религии, на основании Слова Божия: св. Писания и св. Предания под руководством православной Церкви». Заключает «Введение...» очерк истории правосл. догматического богословия, к-рая разделяется на 3 периода: со II до пол. VIII в. (от учеников мужей апостольских до прп. Иоанна Дамаскина); с пол. VIII почти до пол. XVII в. (до Киевского митр. Петра (Могилы)); с пол. XVII в. до времени М.

«Православно-догматическое богословие» в 5 томах было издано в 1849-1853 гг. В переводе на франц. язык вышло в Париже в 1859 г.

С т. зр. структуры догматика М. делится на 2 части «по самому роду догматов, из которых одни принадлежат ей как религии вообще, а другие как религии восстановленной, сверхъестественной, христианской» (свт. Иннокентий (Борисов)). В 1-й части излагается учение о Боге вообще, во 2-й - о Боге как Спасителе падшего человека и об отношении Его к человеческому роду.

Предшественники М. свт. Ириней Фальковский, еп. Феофилакт (Горский), прот. Петр Терновский, архиеп. Антоний (Амфитеатров) следовали в своих догматиках архиеп. Феофану (Прокоповичу), к-рый разделил догматику на учение о Боге в Самом Себе и на учение о Боге в Его действиях вовне. Но М. ориентировал 2-ю часть своего сочинения на христ. учение. Он прибавил очерк постепенного раскрытия догматов в правосл. Церкви; особенно остановился на тех учениях, которые характерны для Восточной Церкви: о вечном происхождении Св. Духа от Бога Отца, о 7 таинствах, о почитании святых и проч.

Положения догматики опираются на Свящ. Писание и на учения отцов Церкви, ссылки на них и цитаты в обилии содержатся в труде - он пронизан духом святоотеческого богословия. Восприятию сути каждого догмата помогает его краткая история и разбор ложных мнений о догмате, а также выделенное в отдельные параграфы «нравственное приложение догмата».

Современники отмечали не только систематичность изложения М. догматики, но и «необыкновенный дар найти и указать границу между положением богословским и не богословским, между догматическою богооткровенною истиной веры и положением человеческого, хотя и богословского мнения, качество, которое называли чутьем Православия... Макарий беспримерен по полноте своей выработанной в определенных научных рамках и законченной богословской системы» - так охарактеризовал труды своего учителя Никанор (Бровкович), архиеп. Херсонский (Черниговские ЕВ. 1882. № 15; цит. по: Титов Ф. И. Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский. К., 1895. Т. 1. С. 420). Н. Н. Глубоковский признаёт, что сочинение М.- «грандиозная попытка научной классификации накопившегося догматического материала, который она подвергает строжайшему взаимному объединению, принимая все пригодное и устраняя обветшавшее. Так подводился итог всему предшествующему развитию и создавалась фактическая возможность для дальнейшего движения по новым путям» (Глубоковский Н. Н. Русская богословская наука в ее историческом развитии и новейшем состоянии. М., 2002. С. 7). В то же время вместе с такими высокими оценками «Православное догматическое богословие» М. называли и «схоластическим», и «сухим». Прот. Георгий Флоровский считал его «устаревшим», отказывал автору в церковности (Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. П., 1988. С. 222-223). С этим нельзя согласиться. Как замечает современный исследователь А. И. Сидоров, предельную «субъективность и неадекватность» суждений прот. Г. Флоровского можно объяснить тем, что, сам будучи «эссеистом» в богословии, он не принимал никакой «системы» (Сидоров А. И. Классический труд по православному догматическому богословию // Макарий (Булгаков), митр. Православно-догматическое богословие. М., 1999. Т. 1. С. III). Однако и прот. Г. Флоровский не мог не отметить важность того, что собранный М. «впервые такой богатый и строго обоснованный материал был впервые изложен по-русски...» (Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. С. 221).

«Православно-догматическое богословие» М. оказало влияние на сочинения по догматическому богословию последующих авторов. «Опыт православного догматического богословия (с историческим изложением догматов)» еп. Сильвестра (Малеванского) представлял следующий после М. этап развития православного богословия в России. А. И. Введенский в сравнительном анализе 2 догматик, подчеркивая их различие «по духу», отмечал значение и той и другой для развития богословия. Вместе с тем Введенский указывал, что в «Опыте...» еп. Сильвестр вернулся к структуре Феофана (Прокоповича). Система М. положительно отличается от системы еп. Сильвестра энциклопедической ученостью, проявляющейся в многочисленных цитатах, образцовой ясностью изложения, правильностью стиля и расположением материала, удобным для справок. В догматике М. почти нет ни одной мысли, которая не была бы подтверждена цитатой; почти каждое положение настолько ясно, что не допускает возможности перетолковывания. Введенский также отмечает стилистическую выверенность текстов М.: каждый отдел изложен по всем правилам логики (деление, подразделение и т. д.), что способствует лучшему усвоению основных мыслей и положений догматической системы (Введенский А. И. Сравнительная оценка догматических систем митр. Макария (Булгакова) и еп. Сильвестра (Малеванского) // ЧОЛДП. 1886. Кн. 2. С. 133, 140, 146; Кн. 4. С. 351).

Особое влияние сочинения М. заметно в «Православном догматическом богословии» прот. Николая Малиновского. Более полутора столетий «Православно-догматическое богословие» М. остается востребованным для систематического постижения вероучения православной Церкви, несмотря на сохраняющееся и у некоторых современных богословов наименование ее схоластической и школьной. Сочинение М. издавалось несколько раз; с 3-го издания «Православно-догматическое богословие» стало выходить в переработанном виде в 2 томах (РГИА. Ф. 796. Оп. 132. Д. 1903). В 1859-1860 гг. «Православно-догматическое богословие» в 2 томах было переведено на франц. язык, впосл.- на греческий.

Сокращенный вариант догматики М.- «Руководство к изучению христианского, православно-догматического богословия». Первоначальное авторское название - «Краткое начертание Православно-Догматического богословия». После одобрения С.-Петербургским духовным цензурным комитетом оно было направлено Московскому митр. Филарету, к-рый указал в отзыве (1862) на недостатки: по его мнению, в сочинении много лишних разделов, вполне оправданных в 5-томном издании и лишних в кратком пособии, в то же время разделы о Св. Троице и о Спасителе изложены слишком кратко. Также он не нашел определения понятия «догмат» и подчеркнул недостаточность определения богословия. Но вердикт был благосклонным: ««Начертание» может быть полезным руководством для семинарского курса: но для сего, кажется, не излишне принять во внимание предложенные здесь мысли и употребить некоторый труд пересмотра» (РГИА. Ф. 796. Оп. 132. Д. 1903. Л. 23-24; Филарет Московский, свт. Собр. мнений. Т. 5. Ч. 1. С. 354). «Руководство...» было опубликовано в 1867 г. и по решению Синода принято в качестве учебника догматики в ДС.

Первым историческим исследованием М. была его магист. диссертация, посвященная истории КДА. В 1845 г. началась публикация в виде статей в «Христианском чтении» переработанных лекций, прочитанных в Киеве. В 1846 г. они были изданы отдельной книгой - «История христианства в России до св. Владимира как введение в историю Русской Церкви». В это же время М. составлял «Введение в православное богословие», однако работа над историей Церкви не прекращалась. В 1847 г. был опубликован «Очерк истории Русской Церкви в период дотатарский» и в 1848-1850 гг. в «Христианском чтении» напечатаны еще неск. статей, позже вошедших в первые тома «Истории Русской Церкви». Повышенный интерес вызвали «Три памятника русской духовной литературы XI в.» (ХЧ. 1849. Ч. 2. С. 302-369). Публикуя древнерус. сочинения «Память и похвала кн. Владимиру», «Житие кн. Владимира», «Сказание о святых мучениках Борисе и Глебе», М. высказал предположение, что все 3 памятника или 2 из них принадлежат Иакову Мниху. Помимо трудов этого автора XI в. М. открыл и ввел в науку сочинения прп. Феодосия Киево-Печерского, «Стязание с латиною» Киевского митр. Георгия, ряд посланий митр. Никифора II, Канон молебный свт. Кирилла Туровского и мн. др. произведения древнерус. авторов. В 1855-1858 гг., после избрания ординарным академиком, М. опубликовал в «Известиях» и «Ученых записках» II отделения Императорской АН статьи о прп. Феодосии как писателе (ИОРЯС. 1855. Т. 4. Вып. 3. Стб. 113-159), о редакциях Киево-Печерского патерика (Там же. 1856. Т. 5. Вып. 3. Стб. 129-167), о свт. Кирилле II, еп. Туровском, как писателе (Там же. Вып. 5. Стб. 225-263), о Григории Цамблаке, митр. Киевском (Там же. 1857. Т. 6. Вып. 2. Стб. 97-153), о сочинениях Киевского митр. св. Кирилла II (Там же. 1859. Т. 8. Вып. 3. Стб. 161-185). Одновременно с изданием томов «Истории Русской Церкви» М. публиковал в богословских журналах статьи, посвященные частным вопросам и историческим деятелям. Так, в «Христианском чтении» в разное время были опубликованы статьи: «Прп. Иосиф Волоколамский в его «Просветителе»» (1871), «Литературные труды Максима Грека» (1872), «Московский митр. Макарий как литературный деятель» (1873) и др. Публикации часто вызывали оживленное обсуждение по тому или иному вопросу. Особенно это касается статьи «Патриарх Никон в деле исправления церковных книг и обрядов» (1881).

Обобщающим трудом М. по рус. церковной истории стал многотомный свод «История Русской Церкви», работу над ним М. не прекращал до конца жизни. В 1857 г. вышли первые 3 тома «Истории...». Тома 4-й и 5-й были опубликованы в 1866 г., 6-й т.- в 1870, 7-й - в 1874, 8-й - в 1877, 9-й - в 1879, 10-й - в 1881, 11-й - в 1882 г., 12-й и начало 13-го тома были изданы (в одной книге) братом М. прот. А. П. Булгаковым в 1883 г. В 1881-1900 гг. в С.-Петербурге вышло новое издание «Истории Русской Церкви» в 12 томах, без «Истории христианства в России до св. Владимира».

М. описывал Русскую Церковь как часть Вселенского Православия. Этим обусловлена периодизация исторического пути Русской Церкви, зародившейся в лоне К-польского Патриархата и затем развивавшейся в сторону все большей организационной самостоятельности и внутренней самобытности. «Периоду совершенной зависимости от Константинопольского патриарха» (988-1240) посвящены первые 3 тома. «История Русской Церкви в период постепенного перехода ее к самостоятельности (1240-1589 гг.)» изложена в 4-8-м томах. Описание «периода самостоятельности Русской Церкви (1589-1881 гг.)» было начато М. в 10-13-м томах его труда, из-за смерти автора оборвавшегося на изложении решений Большого Московского Собора 1666-1667 гг. Девятый том «Истории...» посвящен обзору Западнорусской митрополии (1458-1596), эта же тема (1596-1657) продолжена в соответствующих разделах в 10-12-м томах.

На каждом этапе автор описал разные стороны церковной жизни: историю предстоятелей и епископата в контексте изложения основных событий церковной жизни («Иерархия»), приходскую жизнь («Паства»), монашество («Монастыри»), состояние богослужения, церковного права, развитие духовной литературы, «состояние веры и нравственности», «отношение Русской Церкви к другим Церквам». Указанные разделы образуют сплошные темы, переходящие из тома в том. С самого начала подчеркивается место и роль Русской Церкви не только внутри Церкви Вселенской, но и внутри древнерус. общества - роль, которая со временем превратилась в одну из характерных особенностей рус. истории в целом. Особенно ярко убежденность М. в необходимости рассматривать историю Русской Церкви в органической связи гос-ва, об-ва и народа проявилась при описании событий Смутного времени (10-й т.), когда борьба за национальную независимость стала одновременно и борьбой за Православие. Автор убедительно показал, что Русская Церковь стала не только вдохновителем этой борьбы, но и организатором.

«История Русской Церкви» М. представляет собой результат исследовательской работы, основанной на изучении огромного числа источников, многие из к-рых введены в научный оборот автором. Фактически труд состоит из 2 взаимообусловленных частей: археографической (текстологическое исследование и издание рукописных источников) и собственно исторической (обобщение данных этих источников и создание на этой базе последовательного изложения истории Русской Церкви). Автор публиковал источники в приложениях к основному тексту исследования. В этом разделе также помещены исследования М. по частным вопросам церковной истории.

Выдающимся вкладом в историческую науку было создание М. в рамках общего свода истории Западнорусской митрополии. Автор рассматривал историю православной Церкви на украинско-белорус. землях как часть истории Русской Церкви, как продолжение восточнослав. правосл. традиций. В рамках совр. ему историографии прежде всего автор должен был оценить достоверность утверждений униатских историков Церкви о том, что Русская Церковь во все время своего существования стремилась к сближению с Римом. Результаты проведенного с этой целью тщательного исследования источников в полной мере сохраняют свое значение и в настоящее время. М. установил, что поиски сближения с Римом предпринимались лишь в отдельные моменты и встречали резкое сопротивление правосл. об-ва. Кроме того, та часть правосл. об-ва и духовенства, к-рая искала сближения с Римом, делала это, чтобы избавиться от неблагоприятных условий, в которых оказалась правосл. Церковь на территории Великого княжества Литовского и Польского королевства. В «Истории...» тщательно рассмотрены предпосылки и события, приведшие к заключению Брестской унии: враждебная по отношению к правосл. Церкви политика светской власти, отрицательные последствия деятельности мн. западнорус. епископов, их отстаивание своих привилегий. Много внимания автор уделил борьбе правосл. мирян за исправление церковной жизни, решениям правосл. Соборов, религиозно-общественной борьбе и лит. полемике на украинско-белорус. землях, истории приходского духовенства и монашества.

Современники высоко оценили труд М., его значение для рус. науки было признано равным значению «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьёва. М. Д. Присёлков определял следующие черты М. как историка: «замечательная тщательность в подготовке работы, где обычно исчерпывается (хотя и не цитируется) вся литература, привлечение и изучение всегда огромного рукописного материала... наконец, превосходный и точный язык» (Присёлков М. Д. Митр. Макарий (Булгаков) и его «История Русской Церкви» (1816-1916) // РИЖ. 1918. Кн. 5. С. 191). Благодаря огромному фактическому материалу, собранному автором, и широте исследовательского подхода «История Русской Церкви» послужила отправной точкой и основанием для дальнейших исследований в области церковной истории. Большинство выводов М. сохраняет значение и в наст. время, находит развитие в трудах совр. исследователей.

Мн. слова и речи М. были опубликованы еще при его жизни. Они были собраны и изданы в 3 томах. 1-й том (1869) и содержит проповеди, составленные во время служения в академии, в Тамбове и Харькове. В 1880 г. были опубликованы проповеди литовского периода. Наконец, в 1890 г. были изданы проповеди, произнесенные М. в московский период.

Проповеди М. везде привлекали большое внимание, особенно в университетском Харькове, преимущественно со стороны образованных классов и интеллигенции, с ними М., человек науки, по мнению одного из крупнейших специалистов по гомилетике, умел говорить лучше, чем с народом (Барсов Н. И. Макарий, митр. Московский и Коломенский († 9 июня 1882) // РС. 1883. Т. 38. № 6. С. 672).

Если судить о проповедях М. с т. зр. установившихся во 2-й пол. XIX в. понятий о высших достоинствах церковного ораторства, то среди современников он был менее известен, чем святители Филарет и Иннокентий. «В проповедях Макария нет ни того блеска остроумия, ни той силы глубокомыслия, которые, при необычайной сжатости речи, поражают читателя проповедей Филарета; нет у него тех художественно-изысканных ораторских приемов, тех блестящих оборотов речи, какие характеризуют проповедь Иннокентия» (Там же. С. 675). Однако в проповедях М. имеется существенное достоинство, отсутствующее в речах святителей Филарета и Иннокентия: это - безыскусственность и простота в построении фраз. Ясность изложения делает проповеди М. доступными и понятными самому простому слушателю и читателю при всей серьезности и важности затрагиваемых тем. Именно ясное и точное изображение предмета проповеди - плод высшей логической зрелости, свойственное людям науки, составляет преимущественную особенность проповедей М.

Проповеди М. можно разделить на 2 большие группы: в 1-ю входят те, что относятся к 15-летнему периоду пребывания в СПбДА, во 2-ю - проповеди, произнесенные М. во время архиерейского служения. Для проповедей 1-го периода характерны строго логические и методически правильные формы, выработанные на академической кафедре. Проповеди 2-го периода отличаются живостью и меньшим академизмом, т. к. архиерею приходилось иметь дело с запросами и вызовами общественной жизни. И чем дальше М. удалялся от ученой кафедры, тем все более практическими становились его проповеди по содержанию. «Весьма нередко проповедь его в это время принимает характер решительно публицистический, так что, как проповедник-публицист, преосв. Макарий уступает разве одному Иоанну, епископу Смоленскому» (Никанор (Бровкович), еп. Поучение при заупокойном поминовении в Бозе почивших Макария митр. Московского (в 40-й день по кончине) и славного витязя полководца М. Д. Скобелева // Уфимские ЕВ. 1882. № 15. С. 677).

Особенно выделяются проповеди харьковского периода. В это время М. ставит и старается разрешить вопросы о том, как должны складываться отношения религии и науки; жизни религиозной и жизни «естественной», т. е. внецерковной; каково значение религии и Церкви с ее нравственными началами для гос. и общественного развития страны. Эти и многие другие вопросы затрагиваются в проповедях по случаю различных событий общественной жизни: открытия судебной палаты, проведения губернского земского собрания и дворянских выборов, открытия губернского комитета по крестьянскому вопросу, после прочтения манифеста об освобождении крестьян. Сюда же относятся проповеди о прогрессе в отношении к христианству, об искоренении несправедливости в судах, о христ. значении гражданских обязанностей, науки, изучении природы и т. п.

Особый резонанс в обществе вызвали проповеди М., произнесенные в столетнюю годовщину Н. М. Карамзина, И. А. Крылова, при открытии памятника А. С. Пушкину и при отпевании С. М. Соловьёва. Проникновенное слово М., посвященное 100-летней годовщине со дня рождения Карамзина, отозвалось совершенно неожиданно и для самого митрополита. М. отметил, что благодаря трудам Карамзина Россия впервые увидела себя, «как в зеркале». Не отрицая того, что «История России» Карамзина далека от совершенства, М. тем не менее считал, что для своего времени это был прорыв, ознаменовавший целую эпоху в истории рус. самосознания. Кроме того, заслуга Карамзина состояла в огромном вкладе в развитие рус. языка: «Кому, наконец, неизвестно, какое громадное влияние имел Карамзин на русское слово во всех его видах и проявлениях, как отразилось это влияние и в разговорной речи нашего образованного общества, и в литературной речи наших писателей, и в языке нашего законодательства и суда, и на кафедрах наших учебных заведений, и на самой церковной кафедре? Так Карамзин, поистине, составил эпоху и в развитии русского слова» (Слова и речи, произнесенные в 1841-1868 гг. в Киеве. 1869. С. 653-654). В нач. 1867 г. к М. обратился сын рус. историка В. Н. Карамзин, отметивший особое значение слова, произнесенного М., хотя в тот год по всей России прошло много мероприятий, посвященных Николаю Михайловичу: «Среди хвалебного хора, раздавшегося по всей России в первый день минувшего декабря месяца, чтобы приветствовать столетнюю годовщину рождения отечественного историографа, голос Вашего Высокопреосвященства прозвучал с особенною силою, и великолепное слово, произнесенное Вами в Харьковской университетской церкви, глубоко проникло в сердце мое, освящая в нем чувство сознательного и беспредельного благоговения, которое я питаю к памяти моего родителя» (РГИА. Ф. 675. Оп. 1. Д. 9. Л. 1-1 об.). Также В. Н. Карамзин в знак уважения и благодарности передал М. несколько, в т. ч. своих, сочинений, посвященных отцу.

Макарий (Булгаков), архиеп. Литовский. 60–70-е гг. XIX в. Литография (ЦАК МДА)Слово М. о Крылове, произнесенное 2 февр. 1868 г. в церкви Харьковского ун-та, стало своего рода трактатом о значении известного баснописца и его вкладе в развитие рус. языка. По мнению М., Крылов сумел своим творчеством объединить 2 разнородные стихии и выработать чисто русский язык, отличающийся, во-первых, от речи простого народа с ее грубыми словами, и, во-вторых, от речи образованного об-ва с ее нередко иностранными словами и оборотами, с ее искусственным строем. В результате «вышел язык - Крыловский язык, какого прежде в Руси не бывало; язык и глубоко простонародный и высокообразованный» (Слова и речи, произнесенные в 1841-1868 гг. в Киеве. 1869. С. 685). В этой речи М. призывал слушателей обогащать себя всяческими знаниями, в т. ч. и плодами западноевропейской культуры и науки. Но обогащать себя надо было только для того, чтобы впоследствии принести все это добро в жертву «родной матери, России». Данное слово в первые же дни после произнесения вышло далеко за пределы Харьковской епархии. Так, акад. Я. К. Грот уже 17 февр. 1868 г. сообщал М., что его слово было зачитано на заседании в АН «и все нашли его прекрасным» (РГИА. Ф. 675. Оп. 1. Д. 5. Л. 2).

Особенно значимой стала речь М. в храме московского Страстного мон-ря при открытии памятника Пушкину 6 июля 1880 г. Отметив выдающиеся таланты поэта и его огромный вклад в развитие русской культуры, М. завершил свое выступление следующим воззванием, вызвавшим всеобщее воодушевление: «Сыны России! Освящая ныне памятник знаменитейшему из наших поэтов, как дань признательности к его необыкновенным творениям, можем ли не соединить и теплой молитвы от лица всей земли русской, да посылает ей Господь еще и еще гениальных людей и великих деятелей не на литературном только, но и на всех поприщах общественного и государственного служения! Да украсится она, наша родная, во всех краях достойными памятниками в честь достойнейших сынов своих» (Пушкинские дни в Москве и Петербурге // ИВ. 1880. Т. 2. № 7. С. 562). «Исторический вестник» охарактеризовал слово митрополита самыми возвышенными эпитетами: «замечательное слово, и по красоте языка, и по заключительной молитве», «блестящая речь» и т. п.; в «Вестнике Европы» после этой речи было отмечено, что отношение Церкви в лице М. к светской лит-ре было выражено так, как никогда до этого еще никем из духовенства не выражалось, и это стало «светлым праздником русской поэзии и русского слова» (Макарий, митр. Московский: Некр. // ВЕ. 1882. Т. 96. № 7. С. 408).

С большим уважением М. относился к С. М. Соловьёву. Митрополиту пришлось лично отпевать его 7 окт. 1879 г., и в слове при погребении, размышляя о его трудах, М. глубоко и проникновенно отметил следующее: «О чем говорят нам труды почившего? Говорят они, прежде всего, о его необыкновенном таланте, о необыкновенных способностях души, которыми наделил его Бог, и которые почивший сам развил, укрепил, усовершенствовал до последней степени собственными усилиями. Говорят о его необыкновенном трудолюбии, без которого невозможно было бы воздвигнуть такого колоссального учено-литературного памятника: вся жизнь почившего была непрерывным, неустанным, подвижническим трудом, и не проходило года, когда бы он не одаривал нас то одним, то даже несколькими своими произведениями. Говорят о необыкновенной любви к науке и вместе к родине; только пламенная, ничем неугасимая любовь к науке, к-рую он избрал своей специальностью, могла воодушевлять его в его напряженном изумительном труде, продолжавшемся целые десятки лет; только святая любовь к отечеству могла возгревать и поддерживать в нем то мужество, терпение, самоотвержение, с какими проводил он дни и ночи над древними хартиями, чтобы подробно изучить минувшую судьбу родного края, достойно изобразить их для своих соотечественников и тем способствовать к более полному и всестороннему раскрытию самосознания в русском народе». Всего лишь через неск. лет, при погребении М., нек-рые современники относили эту емкую характеристику трудов Соловьёва к сочинениям самого М. (Титов. 1907).

Размышляя о значении проповеднического наследия М., один из исследователей утверждал, что имя М. в истории рус. проповедничества не будет включено в перечень «великих проповедников», но историческая цепь проповедничества будет несомненно прервана, если из нее исключить имя М. (Кипарисов. 1893. С. 228).

В янв. 1867 г. М. обратился с прошением к обер-прокурору Синода Д. А. Толстому с просьбой принять от него в качестве пожертвования 120 тыс. р. на учреждение особой премии. По словам М., он в самом начале лит. служения принял решение откладывать деньги, получаемые от продажи своих книг, чтобы впосл. учредить на них премию «с целью поощрять отечественные таланты в деле науки и общеполезных знаний». В прошении М. указывал, что премировать необходимо, во-первых, за богословские сочинения, во-вторых, за сочинения по всем светским предметам. Премию поочередно должны были выдавать в один год Синод, в другой - Императорская АН. Предполагалось, что 5% от этой суммы в год будет составлять от 6 тыс. до 7 тыс. дохода. В прошении указывалось, что премию следует присуждать только после кончины М., за исключением премии за учебники для духовно-учебных заведений (РГИА. Ф. 796. Оп. 148. Д. 389. Л. 1-3), которая стала выдаваться еще при жизни митрополита. Пожертвование на учреждение всероссийской премии вызвало большой резонанс в обществе. 5 апр. 1867 г. М. была объявлена признательность со стороны императора. Бо́льшая часть небезучастных современников оценила данный шаг весьма положительно. Напр., за это пожертвование М. благодарил акад. Грот: «Не могу отказать себе в удовольствии… выразить Вам глубокое сочувствие, разделяемое мною со всем образованным обществом, к Вашему достославному пожертвованию на пользу русского просвещения. Да пошлет Провидение еще многие годы счастия и отрады благомыслящему патриоту, который так употребляет нажитое трудами имущество, и да возбудит этот редкий пример и в других ревность к подобным подвигам!» (РГИА. Ф. 675. Оп. 1. Д. 5. Л. 1). Но были и те, кто относились к пожертвованию М. снисходительно, намекая на то, что такую сумму можно было накопить только благодаря тому, что книги М. в обязательном порядке должны были покупать все духовные учебные заведения России. Из архивных дел фонда Синода выясняется, что, хотя по представлению обер-прокурора Синода Н. А. Протасова сочинения М. действительно регулярно закупались семинариями и академиями, однако количество экземпляров и стоимость их были не столь значительными, чтобы можно было собрать указанную сумму только за счет духовных школ. При этом М., продавая свои книги учебным заведениям, всегда снижал цену. Напр., каждый том «Православно-догматического богословия» закупался в количестве всего 410 экз. по цене 1 р. 30 к. за книгу вместо 1 р. 50 к. (по 60 экз. для 3 академий, для КазДА - 30 экз., для семинарий - 200 экз.). «История русского раскола» была закуплена в количестве 500 экз. на сумму всего 800 р. (РГИА. Ф. 796. Оп. 128. Д. 1918; Оп. 132. Д. 405; Оп. 132. Д. 1701; Оп. 133. Д. 2315; Оп. 134. Д. 133; Оп. 136. Д. 698).

По завещанию М., премию за учебники, которую он первоначально требовал отменить после своей кончины, нужно было оставить. В соответствии с разработанными правилами Синод стал присуждать премии с 1884 г. по четным годам, АН начала присуждать премии с 1885 г. и по нечетным годам. Премия за учебники для духовных учебных заведений выдавалась ежегодно. Синодом были награждены С. А. Белокуров (1894), А. П. Голубцов (1894), Н. Н. Глубоковский (1892), А. П. Доброклонский (1886, 1892), иером. Никон (Рождественский; 1888) и многие другие. Среди удостоенных премией АН были историки Д. Ф. Масловский (1887), А. Ф. Петрушевский (1903), Г. В. Форстен (1895), литературовед М. Н. Розанов (1907, 1913), географ-путешественник И. В. Мушкетов (1887, 1893), физики Э. Е. Лейст (1893, 1899, 1905), Н. А. Булгаков (1905), гидролог адмирал С. О. Макаров (1887, 1893), специалисты в области сельского хозяйства В. В. Докучаев (1885), А. С. Ермолов (1893), С. Н. Алфераки (1905) и многие другие. Последнее присуждение академических премий состоялось в 1919 г., синодальных - в 1917 г.

В 1869 г. М. пожертвовал КДА 25 тыс. р. в связи с ее 50-летним юбилеем (со времени преобразования в 1819). Согласно завещанию М., после его смерти на проценты с этого капитала была учреждена ежегодная юбилейная премия его имени. Также после кончины М. стало известно, что он пожертвовал на духовные школы еще 125 тыс. р., в т. ч. духовному уч-щу в Белгороде отводилось 15 тыс. р., Курской ДС - 20 тыс. р. Данные суммы по завещанию необходимо было положить в банки, а на проценты предполагалось учредить возможное (в зависимости от процентов) количество премий имени М. для сирот и детей бедных священнослужителей и псаломщиков. Оставшиеся 90 тыс. р. направлялись на учреждение премий имени М. за лучшие сочинения наставникам и воспитанникам 4 духовных академий: СПбДА и КДА - по 25 тыс. р., МДА и КазДА - по 20 тыс. р. Т. о., с 80-х гг. XIX в. в каждой ДА существовала Макариевская премия. Всего М. пожертвовал на премии своего имени 270 тыс. р., причем эти средства достались ему не по наследству, а были заработаны кропотливым ежедневным научно-литературным трудом.

В 1995 г. по инициативе патриарха Московского и всея Руси Алексия II при поддержке мэра Москвы Ю. М. Лужкова, а затем президента РАН академика Ю. С. Осипова Макариевская премия была возрождена (офиц. название - Премия памяти митр. Московского и Коломенского Макария (Булгакова)). Для проведения конкурса на соискание премии был учрежден Фонд по премиям памяти митрополита Московского и Коломенского Макария (Булгакова). К 2016 г. учредителями фонда являются Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, президент РАН академик В. Е. Фортов и мэр Москвы С. С. Собянин, председателем фонда - Ташкентский и Узбекистанский митр. Викентий (Морарь).

Премии присуждаются Комитетом по премиям, членами которого являются учредители, председатель фонда митр. Ташкентский и Узбекистанский Викентий (Морарь), митр. Истринский Арсений (Епифанов), ректор МГУ им. М. В. Ломоносова академик РАН В. А. Садовничий, президент исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова академик РАН С. П. Карпов, руководитель ЦНЦ «Православная энциклопедия» С. Л. Кравец.

Премии вручаются раз в 2 года по 6 номинациям в области исторических знаний. Работы соискателей рассматриваются Экспертным советом фонда, в к-рый входят 18 ученых. К рецензированию привлекаются ведущие специалисты - историки и религиеведы. Решение совета утверждается Комитетом по премиям. Первым председателем Экспертного совета был историк член-корр. РАН Я. Н. Щапов. Первым председателем фонда был митр. Воронежский и Липецкий Мефодий (Немцов). За 1997-2015 гг. лауреатами Макариевской премии стали 174 соискателя. Среди награжденных А. Л. Баталов (1999), А. Ю. Бендин (2013), Н. С. Борисов (1999), Е. М. Верещагин (2001), игум. Дамаскин (Орловский, 1997), митр. Иларион (Алфеев, 2005), митр. Климент (Капалин, 2009), Б. М. Клосс (1999), архим. Макарий (Веретенников, 1997), член-корр. РАН И. П. Медведев (2005), А. В. Назаренко (2001), М. В. Нащокина (2003), П. Г. Паламарчук (1997), О. С. Попова (2015), прот. В. У. Сорокин (2007), акад. РАН и НАН Украины П. П. Толочко (2013), член-корр. РАН Б. Н. Флоря (1997, 2001), А. Л. Хосроев (2005), прот. В. А. Цыпин (1997, 1999), М. В. Шкаровский (2005), советник РАН С. О. Шмидт (2003) и др.

Сохранилось относительно много изображений М. в живописи и тиражной графике. Наиболее ранний парадный портрет был создан в 1853 г., в бытность М. ректором СПбДА, худож. Л. С. Игоревым, выпускником СПбДС и АХ (ГРМ; см.: Религиозный Петербург. 2004. С. 426). Иерарх представлен поколенно, сидящим возле покрытого скатертью стола в небольшом повороте влево, на столе - тетради как намек на ученые занятия. Облачен в черные клобук и рясу с фиолетовым оттенком, на груди - панагия и голубой наперсный крест, орденская звезда и орден св. Анны 1-й степени на ленте, в правой руке - книга, в левой - четки. У М. аристократическая внешность с правильными чертами лица, длинные волнистые волосы, спадающие по плечам, и окладистая борода до середины груди. Работу художника отличает высокий профессионализм, на то, что она могла быть исполнена с натуры, указывает точность портретной характеристики.

Макарий (Булгаков), митр. Московский и Коломенский. Рисунок акварелью и тушью. Нач. 80-х гг. XIX в. Худож. Воронин (ЦАК МДА)Два портрета созданы, судя по черному клобуку, до посвящения М. в сан митрополита, в кон. 60-х - 70-х гг. XIX в., или воспроизводят ранние изображения (НКПИКЗ). Один из них находится под записями, по иконографии восходит к литографиям кон. 60-х - нач. 70-х гг. XIX в. Другой, более качественный по живописи портрет представляет владыку поколенно вполоборота вправо, в мягком кресле, правая рука лежит на подлокотнике, в левой - четки. На панагии характерной формы - образ Богоматери, повторяющий «Сикстинскую Мадонну» Рафаэля (возможно, подлинная реликвия), наперсный крест и ордена блгв. кн. Александра Невского и равноап. кн. Владимира 2-й степени. Портрет М. входил в портретную галерею, исполненную ок. 1869 г. к 50-летию КДА по инициативе ректора архим. Филарета (Филаретова) для конгрегационного зала академии (Ровинский. Словарь гравированных портретов. Т. 4. Стб. 295). Включение изображения М. в числе немногих современников в обширную галерею выдающихся исторических лиц, связанных с Киевской митрополией и КДА, свидетельствует о высокой оценке его трудов еще в период служения в сане архиепископа. Уже в нач. 60-х гг. XIX в. М. дарил свои портреты (могли подразумеваться фотоснимки) нек-рым архиереям, в частности еп. Кириллу (Наумову) (Кирилл (Наумов), еп. Письма к высокопреосв. Макарию (Булгакову), 1857-1865 // РС. 1890. Т. 68. № 10. С. 192).

Др. известные живописные портреты М. относятся к периоду его служения на Московской кафедре и, по-видимому, являются копиями утраченных произведений. Портрет из собрания Николо-Перервинского мон-ря (ГИМ; см.: Обитель прп. Сергия: Кат. / ГИМ. М., 2014. С. 318. Кат. 294) выполнен предположительно в 1879-1880 гг., после назначения М. митрополитом Московским и до награждения его орденом равноап. кн. Владимира 1-й степени. Это поясное изображение седобородого архипастыря вполоборота влево в рясе и белом клобуке с алмазным крестом, на левой руке - четки. Кроме панагии и золотого наперсного креста показаны ордена блгв. кн. Александра Невского и равноап. кн. Владимира 2-й степени со звездами. Тогда же, судя по изображенным наградам, был создан иконографически близкий погрудный портрет М. (в овале, с прописями XX в.), размещенный сейчас наряду с др. изображениями московских и петербургских митрополитов в Тронном зале Митрополичьих (Патриарших) покоев Троице-Сергиевой лавры. На нем владыка запечатлен в рясе коричневого цвета, на белом клобуке алмазный крест, панагия с «Сикстинской Мадонной».

Редким произведением является рисунок акварелью и тушью на картоне нач. 80-х гг. XIX в. с поясным изображением М. в овале, схожий с портретом из Митрополичьих покоев Троице-Сергиевой лавры и ГИМ. На голове иерарха белый клобук, однако густая окладистая борода имеет лишь едва заметную проседь; к описанным выше наградам добавлена звезда ордена св. Анны. Согласно подписи, рисунок выполнил худож. Воронин. Не исключено, что этот портрет служил образцом для гравера или литографа или, наоборот, воспроизводил один из эстампов.

Портреты М. на гравюрах и литографиях (ГИМ, РГБ, ЦАК МДА) отличаются разнообразием иконографических вариантов и техник исполнения. В их разработке и изготовлении участвовали и признанные мастера своего дела, и малоизвестные художники. Портреты издавались в виде отдельных листов или помещались на фронтисписах изданий трудов М. и биографических очерков. На основе портрета работы Игорева с точным повторением всех деталей создано неск. ранних литографий: московский лист с цензурным разрешением от 25 янв. 1867 г. (РГБ), эстамп 3-й четв. XIX в. (Макарий. История РЦ. Кн. 2. С. 7), фототипия С. В. Кульженко в Киеве (помещена в кн.: Титов Ф. И., прот. Макарий (Булгаков), митр. Московский и Коломенский: Ист.-биогр. очерк. К., 1895. Т. 1. Вкл.).

Памятник митр. Московскому и Коломенскому Макарию (Булгакову) перед зданием Белгородской ДС. 2004 г. Скульптор А. А. ШишковРяд литографий воспроизводит облик М. в харьковский и литовский периоды его жизни. Напр., поясной портрет с факсимильным автографом приложен к изданию прот. Ф. И. Титова 1897 г. (Он же. Макарий (Булгаков), архиеп. Харьковский и Ахтырский: (1859-1868): С кр. очерком всей жизни митр. Макария: Ист.-биогр. очерк. К., 1897. Вкл.). М.- средних лет, слегка обращен вправо, голова покрыта клобуком, волосы и борода темные; из знаков отличия показаны только орденский знак, звезда св. Анны и бронзовый наперсный крест в память Крымской войны 1853-1856 гг. Репрезентативное поколенное изображение М. с четками в руке, сидящего на стуле с высокой резной спинкой, выполнено петербургским литографом в кон. 60-х - нач. 70-х гг. XIX в. (ЦАК МДА): владыка уже награжден орденами блгв. кн. Александра Невского и равноап. кн. Владимира 2-й степени, но еще не удостоен права ношения креста на клобуке. Во время пребывания М. на Литовской кафедре, после 1875 г., А. Вегер в Лейпциге сделал профессиональную гравюру на стали с погрудным портретом архиепископа и факсимиле его автографа (экземпляр из собрания патриарха Алексия I (Симанского) - ЦАК МДА; см. также: Макарий. История РЦ. Кн. 3. С. 7; Кн. 4. Ч. 1. С. 13). На гравюре точно зафиксированы индивидуальные черты внешности и все наградные знаки: крест на клобуке, ордена блгв. кн. Александра Невского и равноап. кн. Владимира и 3 звезды, а также панагия с образом Божией Матери «Трех радостей» (портрет переиздавался, помещен в кн.: Русские совр. деятели: Сб. портретов замечательных лиц наст. времени с биогр. очерками / Сост.: Д. И. Лобанов. СПб., 1876, 18812. Т. 1. Вкл.). С этого портрета, с изменением цвета клобука, делались упрощенные реплики в московский период деятельности М.

Неск. портретов были литографированы с неизвестных оригиналов сразу после назначения М. в Московскую епархию. Сравнительно высоким художественным качеством, но небольшим портретным сходством отмечена литография 1879 г.: правая рука митрополита лежит на столе, в левой - четки (Макарий. История РЦ. Кн. 5. С. 7). С аналогичного образца с некоторыми отличиями в рисунке (под рукой М. находится книга) выполнены в московской мастерской П. А. Глушкова разные по размерам эстампы (цензурные разрешения от 5 марта и 11 июля 1879 г.; из собрания Румянцевского музея, РГБ). Погрудное изображение М. с немного утрированными чертами лица на листе большого формата (разрешение московской цензуры от 2 мая 1879) издано в литографской мастерской И. Д. Сытина (из того же собрания, РГБ). Один из посмертных гравированных портретов иерарха в последние годы жизни был помещен в одном из томов его «Истории Русской Церкви» (СПб., 1883. Т. 12. Вкл.).

В живописи сер.- 3-й четв. XX в. портрет М. копийного характера появился наряду с изображениями др. выдающихся духовных лиц в коллекции МДАиС (в наст. время - в фондах ЦАК МДА). По заказу Фонда по премиям памяти митр. Московского и Коломенского Макария (Булгакова) в течение 2005 г. худож. В. В. Шилов написал 3 повторения портрета М. из коллекции ГИМ (2 - в собрании Макариевского фонда, 1 - собственность автора), к-рые различаются точностью воспроизведения оригинала, оттенками колорита, размерами. Используя как основу подлинный портрет, Шилов предложил и собственную трактовку образа церковного ученого, устранил погрешности в рисунке, присутствующие на портрете-образце, более тщательно проработал детали, немного изменил цветовое решение.

В 2004 г. перед зданием Белгородской ДС был установлен памятник М. как выпускнику семинарии (скульптор А. А. Шишков). Там же находится мемориальная доска с его рельефным портретом. Предполагается, что в будущем мемориальные доски отметят все места, связанные с биографией и служением М., в частности его бронзовый бюст работы белгородского скульптора Д. Ф. Горина вскоре будет поставлен возле строящейся деревянной церкви-часовни во имя сщмч. Макария Киевского на родине митрополита в с. Сурково. Рельефный портрет М. помещен на медали лауреата Макариевской премии, на памятной медали М., впервые изготовленной в 2005 г. на Московском монетном дворе. В 2015 г. на С.-Петербургском монетном дворе была отчеканена юбилейная серебряная медаль, посвященная 200-летию со дня рождения М.